Не дόлжно судить о ценности научного открытия,
исходя из причин его совершения.Бенуа Мандельброт
─ Добрый день, Тимофей Александрович! Проходите, присаживайтесь! Давненько вы ко мне не заходили, ─ директор института был приветлив и, казалось, даже весел. ─ Рассказывайте, как поживает ваш новый большой отдел? Как идут назначения? Ваш протеже еще не созрел для перехода к нам?
─ Здравствуйте, Владимир Алексеевич! Да, почти три недели прошло ─ каюсь, замотался, ─ Саморуков устроился на своем любимом и ближайшем к рабочему столу Рамша стуле. ─ Отдел трудится в штатном режиме: все технические моменты урегулировали, планы сверстали. С назначениями, согласен, быстро не получается ─ еще пять ставок и ролей не распределены: с людьми нужно разговаривать, узнавать, что кому ближе, какие у них научные интересы и личные приоритеты. Думаю, что к середине июля закончим. И протеже мой, то есть Константин Петров, к этому времени тоже обещал прийти с трудовой книжкой. Как-то так…
─ Хочу, чтобы вы понимали, Тимофей Александрович: я ни в коей мере вас не тороплю, сам бы действовал так же. Только меня каждую неделю натурально пытаются насиловать на совещаниях с министерскими: «Что у вас с выполнением программы оптимизации структуры института?» Ерунда полная, конечно! Однако я был бы вам крайне признателен за более частое информирование о ходе процесса и результатах ─ хоть что-то этим замечательным людям скармливать-то нужно. Хорошо?
─ Простите, я не думал, что… ─ Тимофей и вправду не знал о подобном давлении на Рамша со стороны московского начальства, и уж подавно не мог предположить, что дела в новом отделе Саморукова как-то влияют на административную круговерть в министерстве. ─ В дополнение к отчетам готов регулярно докладывать лично.
─ Еженедельно, в пятнадцать по вторникам ─ такой график вас устроит? ─ Рамш был в своем репертуаре: решение им обдумано и принято, оставалось лишь правильно довести его до сведения подчиненных.
─ Конечно, готов. По вторникам, в пятнадцать.
─ Отлично, скажите Маше, чтобы она внесла эти встречи в календарь. Вот что еще важно, я хочу, чтобы у вас сложилась полная картинка: создан новый институт, где верховодит Иозеп, и теперь они ─ наш конкурент за госзаказ. Непрямой, разумеется, и это всё не наши с вами дела, но министерство будет биться за фонды. Что это означает для нас? Вы понимаете, да?
─ Понимаю ─ с нас будут семь шкур драть, чтобы эти фонды шли в министерство, а не в сторону… конкурентов.
─ Пока этим буду заниматься я, но потом вертеться вам.
─ Мне?
─ Да, как первому заместителю директора. Готовьтесь, уже не раз в приватных беседах было сказано, что с нашей стороны им нужен кто-то, персонально и лично отвечающий за эту игру.
─ Кто-то, но не директор?
─ Я же сам предложил ввести должность первого заместителя, и они за это уцепились. С их точки зрения, выглядит вполне логично ─ думают, что с этим человеком будет легче справляться, чем со мной. Только они ошибаются.
─ В чем?
─ Я бы не придумал эту должность под того, кто заведомо слабее, а со временем и меня заменит.
─ Спасибо, но, гм, неожиданно быстро развивается сюжет, Владимир Алексеевич…
─ Не беспокойтесь, время, чтобы подготовиться, есть. И последнее на сегодня: продумайте, как нам избегать участия в проектах и исследованиях, связанных с использованием расщепляющихся материалов и любых радиоактивных изотопов.
─ Будут предлагать?
─ Два года тому назад уже предлагали, удалось увильнуть. На фоне конкуренции с новым институтом, уверен, тема снова будет поднята. Нужно иметь стратегию защиты во всех деталях.
─ Понял, хотя и снова неожиданно… ─ Саморуков непроизвольно передернул плечами. ─ Особые условия хранения, охрана, безопасность персонала, документы, противоречия с существующими практиками…
─ Записывайте ваши мысли и всё анализируйте ─ может пригодиться. Жду вас в следующий вторник, обсудим.
Тимофей обожал практическую химию, какой бы непонятной и опасной она ни казалась другим, однако работать с источниками радиации Саморуков никогда не стремился. Сложно сказать, но, вероятнее всего, причиной такого избегания был страх, возникший еще в детстве, в начальной школе.
Уроки по гражданской обороне. Огромные плакаты, демонстрирующие силу и радиус воздействия поражающих факторов ядерного взрыва. Учебные фильмы на ту же тему ─ вмиг сгорающие или сносимые ударной волной автомобили, строения и целые города. Тренировки по изговлению и надеванию примитивных ватно-марлевых повязок. Статьи в журналах об устройстве и надежности бомбоубежищ, о лучевой болезни, правилах оказания первой помощи пострадавшим, если те еще живы. Рассказы педагогов о том, что такое радиоактивное заражение территории и как себя следует вести при сигнале тревоги. Постоянное бормотание телевизора и радиоприемника о возможной ядерной войне…
«Нет! Что угодно, но только не работа с этой дрянью! Ни деньги, ни статус меня не прельстят!» ─ Тимофей выплюнул накопившуюся кислую слюну в бумажную салфетку, закинул под язык мятную пастилку и набрал внутренний номер Маши: «Ты готова? Выходим?»
─ Ну, как прошел доклад? ─ Штернлихт и Саморуков шли от здания института к автобусной остановке. ─ И что за еженедельные спевки по расписанию, о которых ты просил вам с Рамшем напоминать? Тима, такого раньше не было: даже твой бывший начальник ─ формалист до мозга костей Иозеп ─ подобного не устраивал.
─ Это не моя идея, Рамш так решил.
─ Владимир Алексеевич? С чего бы?
─ У него драчка с министерскими. На кону большие деньги, а я оказался там, где мне не хотелось бы очутиться, ─ в точке бифуркации.
─ Чего?
─ Начальство борется за фонды, мы ─ институт ─ одна из шахматных досок в сеансе этой одновременной игры, а мне уготована роль… пешки. Забавно, но мной уже начали играть, и первый ход сделал Рамш.
─ Погоди, я не понимаю, ─ Штернлихт остановилась и махнула рукой в сторону крохотного сквера, где из растительности наличествовали лишь стриженый газон и два старых, тоже стриженных под ноль тополя. ─ Давай там присядем, и ты спокойно всё расскажешь.
─ Там? Неуютно как-то… Хорошо, давай присядем. В общем, Рамш умно придумал: сперва повысил, изобрел новую должность, а теперь все проблемы на меня вешает.
─ Ты думаешь, что он хочет от тебя избавиться?! ─ Маша села на скамейку, повернулась к Тимофею и негодующе на него посмотрела. ─ Он к тебе замечательно относится, и ты это зря!
─ Нет, не хочет, но он меня делает крайним. И ладно бы там с этими разборками, но сегодня прозвучало главное: мы можем стать радиоактивными.
─ Тима, ты здоров?!
─ Пока вполне. Проблема заключается в том, что мне предложено отвертеться от фактически неизбежного предложения. Учредитель, как я понимаю, будет жестоко конкурировать с конторой Иозепа, а нам станут навязывать работу с изотопами.
─ *****! ─ Штернлихт громко и грубо ругнулась. ─ Он совсем сдурел?! Я не про учредителя ─ с ним давно всё понятно. Я о директоре! Почему сразу не посылает всех куда подальше?
─ У него нет пространства для маневра: ордена, почетные знаки, другие регалии ─ и скоро семьдесят семь. У меня же такое пространство есть и я независим от всего перечисленного, потому что ничего такого не имею. Главное, Рамш понимает, что уходить я не хочу, следовательно мне придется отбрыкиваться за весь институт. Ох и хитер же старый лис!
─ Что будешь делать?
─ Сперва поговорю с однокашниками, а там поглядим.
─ А как поступить мне, куда пойти? Только если к Коле, бухгалтером-счетоводом. Ха-ха, отличная карьера!
─ Ты-то здесь при чем? И зачем куда-то идти?
─ Тима, ты считаешь, что я прям мечтаю светиться в темноте вместо ночника? ─ недобро рассмеялась Маша. ─ Не, спасибо!
─ Послушай, ты сидишь в приемной…
─ И приемная ─ это проходной двор! Ко мне все ходят! Будут прибегать и те, кто работает с изотопами, в грязных халатах.
─ Это неопасно, Маша. И халаты будут чистыми.
─ Знаю, но Костю все равно к нам не пущу! Кое-какой опыт по этой части имеется… Ты знаешь, что до Николая у меня был другой жених?
─ Ты не рассказывала ─ поэтому, нет, не знаю.
─ Был, физик-ядерщик. Я его любила безумно: высокий, красивый, с шикарной шевелюрой, жутко умный ─ прям как ты в молодости, ─ Штернлихт попыталась улыбнуться, но у неё не получилось. ─ Уже свадьбу планировали. Только…
─ Не хочешь, Маша, не говори.
─ Да уж раз начала, то и закончу: ему на работе сказали, что детей он завести не сможет, никогда не сможет ─ или не родятся вовсе, или будут уродами.
─ Ешкин кот!
─ Я прорыдала месяца два, наверное. Потом ушла от него, а он… меня простил.
─ Жестоко с вами жизнь обошлась. Извини…
─ Да, жестоко. Поэтому Костю к такой работе не подпущу даже близко: я хочу с внуками нянчится!
─ И будешь нянчится, Маша! Ты, это… гм, пока не загоняйся. Дай мне разобраться во всем. Поверь, я тоже не намерен ковыряться в радиоактивной грязи. Рамш всё верно рассчитал ─ нашел того, кто будет отбиваться изо всех сил и до последнего.
─ Отбивайся, Тима! Если нужна помощь, то сразу говори!
Саморукову повезло: первый же звонок однокурснику, специалисту по радиохимии, оказался, если использовать спортивный сленг, голевым ─ Тимофей получил отсылки к нормативным документам и, что еще более ценно, план действий.
Разница была лишь в том, что его приятель добивался разрешения на работу с источниками ионизирующего излучения для фирмы, где трудился. Саморуков же ─ наоборот ─ желал обосновать нереальность подобного применительно к своему работодателю.
Дело оставалось за малым: изучить полтыщи страниц законов, приказов и правил, а потом сопоставить их требования с возможностями института.
Потратить выходные на такое принципиальное сражение Тимофей счел не только важным, но и совершенно необходимым. Штернлихт участвовала: тоже приезжала на работу, приносила из архива и канцелярии все нужные Саморукову документы, по его просьбе сверяла данные и отмечала даже малейшие расхождения с предписанными стандартными величинам.
В понедельник результаты совместных трудов были распечатаны, трижды вычитаны и подшиты в папку ярко красного цвета…
─ Владимир Алексеевич, здравствуйте! Можно? ─ во вторник в три часа пополудни Тимофей вошел в кабинет директора. Дожидаться ответного разрешения Саморуков не стал.
─ Добрый день! Да, конечно. Я вас ждал, проходите.
─ Начну со второстепенного, если вы не против? ─ Тимофей уселся и положил перед собой красную папку.
─ Как изволите, Тимофей Александрович.
─ Спасибо. Тогда докладываю: еще одну ставку закрыли, осталось четыре вакантных; у моих была стычка с аналитиками, но всё решили миром; нужны три компьютера и мелочевка ─ написал запрос в хозяйственный отдел. Отчеты собственно по синтезу оправил вам на почту.
─ Получил, спасибо.
─ Еще буду просить повышения окладов для двоих отличных сотрудников ─ служебку напишу к вечеру. По рутине всё.
─ Тогда переходим к главному?
─ Да, главное здесь… ─ Саморуков передал директору принесенную папку. ─ Мы с Марией Генриховной за выходные собрали и обобщили данные по поводу возможности работы с радиоактивными веществами. Готов озвучить вывод.
─ Так… ─ Рамш открыл скоросшиватель и пролистал с десяток страниц. ─ Таблицы по зонированию, оснащению и прочему… Топографические и гидрологические условия, гм… учет розы ветров… Ваш вывод?
─ Большинство наших зданий не отвечает даже минимальным требованиям современного законодательства, хотя есть исключение.
─ Звучит не слишком хорошо. Какой корпус вы имеете в виду?
─ Три корпуса, но если посмотреть на их общий адрес, то всё не так и плохо: они в Пушкине.
─ Филиал? Так он же уже не наш!
─ По документам пока наш: по-прежнему переданный в аренду, так как оформление прав нового собственника не завершено, но филиал ─ единственное место, где по закону мы могли бы работать с радиацией. Теперь и там это невозможно: Иозеп уже обустраивается вовсю.
─ Что ж, ─ директор закрыл папку, встал и с улыбкой протянул Тимофею руку, ─ я ведь говорил, что они ошибаются! Тимофей Александрович, папку заберите: если пойдет серьезный разговор, то вы лично представите наши доводы министерским чиновникам и сделаете это уже в статусе исполняющего обязанности заместителя директора.
─ Даже так? Гм, спасибо!
─ Это заслуженно, ─ Рамш снова уселся в кресло и повернулся было к приличной по высоте стопке документов, но, видимо, почувствовав, что Саморуков уходить вовсе не спешит, спросил: ─ Что-то еще?
─ Да, могли бы вы дать Маше отгул?
─ Конечно, до пятницы она свободна. Я лично её поблагодарю, но чуть позже. Поглядите, какой ворох бумаг нужно прочесть и подписать… До свидания, Тимофей Александрович?
─ До свидания, Владимир Алексеевич!
«Что ж, кажется, отбился… Не окончательно, конечно, но в цифрах и их оценках мы не ошиблись ─ это точно. Теперь можно и Наташиной загадкой заняться…» ─ проводив Штернлихт до дома, Саморуков сидел в саду и разглядывал вечерние золотистые облака.
«Забавно, в детстве меня так запугали грядущей атомной войной, что даже цвета неба подчас казались зловещими предвестниками ─ если сиренево-малиновые тучки появлялись к закату, то, значит, догадывался я, где-то уже началось самое страшное… Боже, в каком же дурдоме мы тогда жили!»
Три дня, остававшихся до выходных, выдались спокойными, но тема радиации и мысли о ней никак не хотели покидать голову Тимофея: нет, он не думал о рабочих моментах, да и страхи из детства больше не вспоминал, однако слова и словосочетания ─ «радиация», «изотопы», «радиоактивный распад» и сходные с ними ─ постоянно крутились на языке и чем-то смутно тревожили Саморукова: «И чего они от меня не отстают?! Вот же ж ерунда!..»
Найти нечто общее между своими навязчивыми мыслями и другой имеющейся заковыкой Тимофею помог его бывший аспирант.
─ Тимофей Александрович, добрый день! Как воскресенье, как отдыхается? ─ голос Кости в телефонном динамике звучал так, как будто доносился откуда-то издалека: он то гудел, то распадался на отдельные фрагменты, часть из которых проваливалась в полную тишину.
─ Привет, Костя! Вчера отдыхал, а сегодня готовлю еду на неделю, убираюсь и параллельно пытаюсь разгадывать новую загадку Наташи. Ты далеко?
─ Мы с Аней поехали на выходные в Карелию. Связь не очень, да?
─ Ну, я тебя слышу, но так себе. У вас всё хорошо?
─ Отлично! Тут такой воздух классный, и вода в озерах замечательная ─ не теплая, но чистейшая! Аня мне рассказала про ваши с Марией Генриховной приключения. Вы молодцы, сыграли как по нотам! Я в общем-то поэтому и позвонил ─ не смог не поблагодарить: мне эта чертовщина радиоактивная тоже нужна как рыбке зонтик. Спасибо вам!
─ Не за что. Так, наверное, нехорошо говорить, но пускай теперь Иозеп ─ мой бывший начальник и нынешний директор нового института ─ с этим разбирается: он хотел получить власть и самостоятельность ─ так и поимел всё сразу… вкупе с возможными проблемами.
─ Да, мне Аня почти так же передала слова её мамы: в чем-то он выиграл, а в чем-то проиграл ─ иначе не бывает. А что за новая загадка от Наташи? Снова про эфир?
─ Теперь про то, что из него, гм… завязано.
─ Это как, Тимофей Александрович?
─ Если тебе интересно, то могу переслать несколько картинок и краткое изложение сути вопроса. Я сделал что-то наподобие стенограммы беседы с Наташей или, ну, конспекта её… лекции.
─ Хорошо, буду ждать файлы ─ надеюсь, пройдут с таким интернетом. У вас какие-то догадки уже есть?
─ Нет, Костя. У меня после доклада директору про радиацию в голове странная каша ─ от классификации изотопов до дефекта массы… Вот бы еще вспомнить, что есть последнее?! ─ рассмеялся Саморуков.
─ О, я как раз недавно семинары по общей химии проводил ─ это ж просто, Тимофей Александрович!
─ Ага, ну-ну…
─ Нет, конечно, не так и просто, но можно коротко сформулировать. Вот смотрите: атомы (или атомы и отдельные частицы), сшибаясь объединяются; при этом то, что получилось, будет иметь массу, меньшую, чем исходные составляющие, а весь остаток уходит на излучение.
─ Два кирпича по килограмму столкнулись, слились в один новый кирпич, но с массой не в два килограмма, а меньшей?
─ Так и есть. Вот и всё объяснение дефекта массы. Так работает водородная бомба, и так планируют использовать термоядерный синтез ─ получать энергию в огромных количествах.
─ Понятно… ─ Саморуков убавил газ под кастрюлей с закипевшим, булькающим рассольником и, держа в руке любимую мамину поварешку, застыл на месте на пару секунд. ─ Погоди, Костя, а если наоборот: вот атом, например, по некоторым причинам распадается ─ значит ли это, что продукты его распада в сумме имеют массу, большую, чем имело исходное ядро?
─ Ну, да. Чего удивительного?
─ Чего? А откуда продукты распада, прости, получают добавку к своей массе и сами становятся полноценными атомами, но уже не убогими осколками?
─ Они получают её из энергии связи. Формула Эйнштейна! Масса и энергия эквивалентны: E = mc2. Это ─ основа работы существующих ядерных реакторов и оружия: выделяющуюся энергию излучения тоже можно использовать ─ или медленно водичку нагревать, или разом сжечь и снести всё вокруг.
─ Погоди. В первом случае ─ при слиянии ядер ─ мы говорим, что энергия выплескивается в виде излучения, но во втором ─ при распаде ─ она одновременно излучается, но и тут же, напротив, как-то собирается в кучку? Объясни мне, как энергия некой связи превращается в массу.
─ Тимофей Александрович, я, не смогу этого сделать на словах по телефону, но есть расчеты, которые всё показывают и объясняют…
─ Расчеты?.. А что, если это не они, а эфир всё объясняет? Как тебе такая мысль?
─ Эфир?
─ Он достраивает до целых ядер их обломки, поглощаясь ими же при этом!
─ Ух… я не знаю. Вы это прямо сейчас придумали?!
─ Да! И мне эта идея нравится. В ней есть логика: механистическая модель тут видна и очевидна ─ если чего-то не хватает, то оно берется извне как строительный материал!
─ Таков ответ на загадку Наташи?
─ Еще нет, но, по-моему, это тоже важно. Скажи, ты знаешь, много ли в природе нестабильных изотопов? Всех вообще?
─ Увы, не имею представления, но точно не так, чтобы слишком ─ иначе радиационный фон был бы сумасшедшим, а не тем, что мы имеем.
─ Гм, согласен. Я поищу данные. Потом тебе их тоже перешлю ─ для размышлений на досуге.
─ Хорошо. Рано утром в понедельник мы возвращаемся в город…
Долго и муторно выискивать информацию о распространенности химических элементов с нестабильными ядрами Саморукову не пришлось. Оценки ученых публиковались многократно: таких элементов, во-первых, было относительно мало, а во-вторых, процентное содержание радиоактивных изотопов для каждого из них (за редкими исключениями) не превосходило сотых или тысячных долей процента.
Предположение казалось Тимофею интересным, но напрашивалась очевидная мысль: если самопроизвольно распадающиеся атомы, живущие рядом с нами, и тянули к себе эфир из космоса, то они никак не могли отвечать за важные процессы, например, за расширение Земли.
«Что ж, спешить некуда, да и незачем. К тому же есть кое-что другое, не менее важное…» ─ Саморуков взял в руки телефон и набрал нужный номер.
─ Лена, здравствуйте! Простите, что не позвонил раньше. Я расскажу подробности и всё объясню при встрече… Как вы к этому относитесь? В смысле, как вы относитесь к прогулке?
Центр Питера летом шумен, заполонен туристами и не слишком комфортен для местных жителей. Найти место, где можно спокойно отдохнуть и поговорить подчас бывает трудно, но такие уголки все-таки есть, и один из них ─ Семенцы ─ полторы дюжины небольших кварталов между Загородным и Московским проспектами, Обводным и бывшим Введенским каналами.
Именно там назначили свидание Тимофей и Елена.
─ Да, тут хорошо! ─ Елена сняла солнцезащитные очки и убрала их в сумку. ─ Здорово, что народа мало. Вы тут часто бываете?
─ Иногда. Раньше ─ каждую неделю: у меня тут друзья детства жили. И во Фрунзенский универмаг через Семенцы ходил. Все улицы и их названия отлично помнил, не обращаясь к мнемоническому правилу…
─ «Разве можно верить пустым словам балерины»? ─ улыбнулась Елена. ─ Я тоже его знаю: папа научил.
─ Ага. Рузовская, Можайская, Верейская, Подольская, Серпуховская и Бронницкая улицы. Моя мама когда-то мечтала сюда переселиться с Загородного ─ чтоб потише и не так людно.
─ А вы?
─ Лена, я тогда был молодым, и меня больше интересовали квадратные метры и отдельная комната, а не атмосферность, как теперь говорят, района, ─ грустно усмехнулся Тимофей. ─ Только не подумайте, что я считал возможным уехать из центра!
─ Как и я, выросшая на Боровой. Не представляю себя где-то в новостройках ─ я там и дня не продержусь.
─ Это бесполезно ─ я пытался, ─ теперь уже по-настоящему весело рассмеялся Саморуков, ─ но не получается: мой город ─ это центр.
─ Для меня тоже, а теперь и для дочери ─ оно уже заметно… Что у вас стряслось на работе? Наташа мне сказала, что вы были очень заняты, верно?
─ Игры, административные, с возможными последствиями. Вообще я играть люблю, но не так, как иногда приходится на работе.
─ Это не мое ─ у меня с играми беда с детства.
─ Лена, что вы имеете в виду?
─ Понимаете, научиться играть во что-нибудь я могу, но сам процесс меня почему-то не привлекает, и уж тем более не захватывает. И виды спорта всегда выбирала неигровые: лыжные гонки, плавание, гимнастика или тот же картинг, о котором в Рощино вам Наташа рассказывала.
─ А танцы? Это ж, по-моему, своеобразная игра, разве нет?
─ Нет, Тимофей. Если исключить стереотипный или бытовой элемент флирта, то никой игры там нет. Есть соперники, есть баллы, есть достижения. Может быть, я и неправа, но отношусь к этому так.
─ М-м-м. Если речь идет о спортивных танцах, то, да, вы правы, наверное.
─ Конечно, я о них и говорю ─ только ими и занималась всегда. Что же касается игры, то вам я должна сказать огромное спасибо!
─ Не совсем понял… ─ Саморуков соврал ─ он догадывался о чем идет речь, но не хотел говорить об этом первым.
─ Я о Наташе и её играх в узелки. То, что вы с ней проводите время и поддерживаете, ─ это замечательно!
─ Узелки? Те, что части атомов?
─ Протон и нейтрон… Не знаю, Тимофей, говорила ли Наташа об этом, но я старалась участвовать в игре, только вот, увы, мало чем могла помочь, хотя с десяток разделов химии изучала в институте ─ даже диплом с отличием на выходе получила.
─ Ну, Лена, я тоже пока не особо преуспел ─ и тоже химик.
─ Нет-нет! У вас отлично получается, Наташа в восторге ─ не скромничайте!
─ Можно вопрос?
─ Разумеется, Тимофей, задавайте.
─ Как Наташа этим увлеклась?
─ Узелками? Не знаю точно, но она давно с ними возится ─ лет шесть-семь уж наверняка. Поначалу я думала, что это из кино ─ помните сериал «Зачарованные»?
─ Смутно… Что-то про добрых ведьм?
─ Да, на их «Книге Таинств» был именно такой знак. Я обожала этот фильм и пересматривала его не раз, когда сидела дома на больничных из-за вечных Наташиных простуд.
─ Вы расценивали интерес Наташи к трилистнику как следствие чего-то наподобие импринтинга?
─ Запечатление. Конечно, так и считала! Правда, потом я узнала, что узел-трилистник ─ это древний символ: нашла изображения в книгах по искусству, которые собирал Игорь, а Наташа, кстати, их часто листала.
─ Древний символ?! ─ Саморуков ничем подобным никогда не интересовался.
─ Кто-то пишет, что трилистник ─ это скандинавская придумка середины первого тысячелетия нашей эры, но другие источники свидетельствуют, что изображения узла найдены на артефактах аж бронзового века.
─ Бронзовый век ─ это тысячи лет до Рождества Христова!
─ Совершенно верно. В любом случае, символизирует ли трилистник христианскую Святую Троицу, или что-то иное ─ из доисторических времен ─ никто доподлинно не знает. Очевидно другое: этот узел знаком людям многие и многие столетия, а может, и тысячелетия.
─ И Наташа каким-то образом за него… гм, зацепилась?
─ Я же говорю: она годами рисовала и сплетала его из всего, что попадало по руку ─ из каких-то обрезков шнурков, проводков, лент и прочего… гм, мусора.
─ Вы не спрашивали, почему ей это стало интересно?
─ Не один раз спрашивала, но ответ всегда был одним и тем же: «Мама, я не помню…» Мол, просто она так играет ─ чудесная и занятная форма у этого узла.
─ А когда именно она назвала трилистник чем-то, что имеет отношение к структуре атома?
─ Полтора года тому назад, когда попросила о помощи: нужно было уговорить её отца заказать новое стеклянное панно для стены в мастерской ─ вы его видели. До панно на том месте висела другая штуковина ─ тоже из стекла и с подсветкой ─ геометрическая абстракция, Игорь такое любит.
─ И Наташа рассказала, что эти узлы ─ нейтрон и протон?
─ Да, так и сказала. Пыталась мне растолковать суть её гипотезы и предлагала пофантазировать вместе, но… в общем, я вам призналась ─ в играх не сильна. Поверьте, я не отказывалась, просто не смогла включиться. А еще работа, любимые танцы и готовка… Мне стыдно за это.
─ Не думаю, Лена, что стоит стыдиться своей натуры. У меня похожая история: сын с раннего детства был одержим музыкой ─ слушал её часами, интересовался разными жанрами, учился играть на гитаре и барабанах. Я не был против такого увлечения, но и никак его не разделял. Мне было скучно выискивать уникальные записи на виниле, ходить с Даней на концерты, обсуждать новинки в контрасте с классикой. И тогда мне тоже было стыдно, но не сейчас: мы такие, какие есть…
Побродив по Семенцам еще около часа, поговорив о пустяках и посмеявшись над сплетнями из новостных лент, Тимофей и Елена сели в троллейбус, из которого Саморуков вышел первым, даже не попытавшись поцеловать на прощание красавицу-спутницу. В его ушах продолжало звенеть неожиданно услышанное: «Узел-трилистник ─ это древний символ!»