Земля, природы мать, — её же и могила:
Что породила, то и схоронила.Уильям Шекспир
─ К чему это валяние дурака?! Едрён батон, тебе больше нечем было заняться? С Костиком-балбесом я еще разберусь! ─ негодуя и подергивая головой (видимо, заменяя этими движениями более резкие выражения и ругательства), Штернлихт отчитывала Тимофея, с гримасой боли сидящего в своем рабочем кресле.
─ Маша, не гоношись…
─ Тима, он-то ладно, молодой, здоровый дурачок, а ты?!
─ Старый и нездоровый… ой, ё-ё-ё… дурачок… ─ вчерашние упражнения на стремянке в попытках оторвать все до одного упрямые газетные листы от штукатурки не прошли даром: в пояснице Саморукова щелкало и стреляло, правая нога слушалась плохо ─ Тимофей, морщась, согласился на то, чтобы Маша заварила и налила им обоим кофе.
─ Дурачок! Я об этом и говорю! И, главное, зачем?! У Коли есть бригады, транспорт ─ всё бы сделали. Да и сделают… Чего тебя понесло?!
─ Маша, иначе было никак: в боевой раскраске и с панамкой на голове бабушка одна обдирает обои. Неправильно. Это раз. Я не сторонник использования рабского труда: то, что можно сделать самому, делаю сам ─ это два.
─ Почему рабского? У Николая разнорабочие и грузчики ─ по секрету говорю! ─ зарабатывают больше, чем мы с тобой!
─ Серьезно? Жаль, но мне уже не пойти в грузчики… ─ Тимофей криво усмехнулся и помог руками своей правой ноге переместиться поближе к столу.
─ Не!.. Ну, точно дурачок! ─ Штернлихт шумно выдохнула и опустилась на стул, стоящий напротив Саморукова. ─ Дело-то хоть сделали?
─ Не до конца: всё ободрали, но вынести было не в чем и… некуда. Не тащить же на помойку?
─ Так, спокойно! Это мы незамедлительно организуем: вечером подъедут люди и мусор заберут. У меня тут есть институтские подрядчики проштрафившиеся ─ пускай должок отрабатывают.
─ Это удобно?
─ Они будут рады искупить вину таким грошовым манером: еще три контракта с нами впереди, постараются!
─ Ну, смотри сама, тебе виднее…
─ Это точно… ─ отвлекшись на практический вопрос, Штернлихт успокоилась. ─ Тима, а тот разговор о Матери-Земле, ради которого вы с Костей ходили? Любовь Михайловна оправдала ваши ожидания своими греческими баснями и легендами?
─ Откуда ты об этом знаешь? ─ Тимофей никому не рассказывал о целях визита на Гороховую.
─ Аня поведала, а ей Костя. Что? Большой секрет?
─ Нет, просто удивился немного.
─ И?..
─ Кое-что для себя новое узнал по части представления древних о космологии, но в целом я рассчитывал на большее.
─ А в чем дело-то?
─ Понимаешь, Маша, нам рассказали о еще одном воплощении Богини-Матери ─ о греческой богине по имени Гея. И снова всё привычно: колосья, овощи, скот. Земля-мать, земля-кормилица. Только одно поразило…
─ Что именно?
─ Гея родила очень много разного и разных: диковинных существ, растительность, зверей и птиц, но среди прочего она создала и совершенно неожиданные вещи ─ моря, горы и атмосферу!
─ Почему бы и нет? Что здесь такого?
─ Маша, налицо же очевидный парадокс! Если моря, горы и воздух исходно не являлись атрибутами Земли, то какой она была?
─ Наверное, она представляла из себя нечто иное.
─ Иное?..
─ Не знаю, может быть, как Фьёргюн у скандинавов…
─ Ты увлеклась мифологией северных народов?
─ Нет, но узнав о теме вашей беседы, я мимоходом спросила у Коли про Богиню-Мать и Землю. Он стал рассказывать про Фригг (вы же о ней по телефону говорили, да?), но потом вспомнил, что была еще одна, более древняя, богиня-мать.
─ Кто она?
─ Фьёргюн ─ богиня первородной, дикой Земли и, кстати, мать Фригг и Тора. О ней мало что известно, но её образ сильно отличается от других богинь: она как-то особняком стоит, что ли, сама по себе, ─ так Коля сказал.
─ Маша, ты думаешь, что Фьёргюн ─ это как раз Земля без неба, морей и гор? И Гея была некогда такой дикой Землей, которая потом себя же изменила и дополнила?
─ Тима, я наобум предположила и передала слова мужа.

Саморуков никогда не назначал встреч в местах, связанных с объектом или лейтмотивом предполагаемой беседы, однако именно такая мысль пришла Тимофею в голову накануне очередной прогулки с Наташей: «Если будем говорить о древнем мире и его мифах, то может, и окружение должно соответствовать?»
Первыми двумя вариантами, всплывшими из памяти, были знаменитые Греческие залы ─ Эрмитажа и Павловского дворца. Оба интересны и роскошны: в Эрмитаже ─ собрание чудесных ваз, бесценных украшений и старобытной утвари, подлинные статуи; в Павловском дворце ─ великолепие зала для балов и парадных приемов ─ белый и зеленый оселковый мрамор, золотистый стюк, колонны коринфского ордера и лепной орнаментальный фриз.
«Всё прекрасно, но… не то! Во-первых, в выходные дни, а еще и летом, народу там пруд пруди! Даже если очередь на вход быстро пройдем, то дальше придется быть в толпе. Как там поговоришь?! Во-вторых, в музее мы недавно были. В-третьих, моя плохо гнущаяся нога: я смогу несколько часов ковылять и стоять, причем без шанса присесть и дать отдых позвоночнику? Вряд ли. В-четверых, до Павловского дворца еще нужно как-то доехать, а Эрмитаж хоть и близко, но туристы-туристы-туристы. И в-пятых: не станет ли это очевидно надуманным, а, значит, и пошлым ─ обсуждать греческих богинь в греческом же зале?..»
Раздумывая и представляя себе возможный сценарий воскресного времяпрепровождения, Тимофей вспомнил еще об одном месте в Питере, где тема античности была ярко очерчена ─ в прямом смысле этого слова: очерчена Невой, Фонтанкой, Мойкой и Лебяжьей канавкой ─ это Летний сад.
После относительно недавно завершенной реконструкции сад сильно изменился, и Саморукову ─ в противоположность мнению некоторых консервативно настроенных коренных ленинградцев ─ обновление на первый взгляд понравилось: «Почему бы не сходить еще раз и не оценить по новой, спустя время? Да, там работы итальянских мастеров, но всё-таки тематика близка: боги, богини, аллегории…»
Наташа с энтузиазмом согласилась на полученное предложение, поскольку, по её мнению, Летний сад в его современном виде (а другого вида она попросту не знала) ─ один из лучших в городе, где можно побродить среди шпалер или посидеть и почитать в каком-нибудь тихом и уединенном уголке.

Добраться до места встречи проблемой не стало: троллейбусная остановка была всего в семистах метрах от входа в сад со стороны Мойки ─ чрезмерно напрягать больную спину Саморукову не пришлось.
Найти удобное для разговора место ─ у памятника Ивану Андреевичу Крылову ─ тоже оказалось легко и недолго: в боскет под названием «Французский партер» заходило немало посетителей сада, но они, как правило, надолго в зеленом зале не задерживались ─ посмотрят на скульптуру, покивают многозначительно и… отправляются назад, на главную аллею, ─ туда, где наряднее и пышнее всё устроено.
Усевшись на скамью-диван, установленную под декоративной аркой в окружении шпалерных лип, Саморуков первым делом уточнил, прослушала ли Наташа запись разговора, состоявшегося на Гороховой ─ заручившись одобрением со стороны его участников, Тимофей переслал файл девочке:
─ Да, Тимофей Александрович, я внимательно всё прослушала, законспектировала, упущение нашла. А еще я план и историю Летнего сада заново, но уже серьезно изучила. Тут столько всего интересного! Вы, например, знаете, что этот памятник Крылову создал тот же скульптор, что и колесницу Победы ─ ту, что наверху Нарвских ворот?
─ Петр Карлович Клодт? Он же Петр Якоб Клодт фон Юргенсбург. Нет, не знал.
─ Да, все помнят о его конях на Аничковом мосту, о памятнике Николаю I на Исаакиевской, иногда говорят о Нарвских воротах, а оказывается, что и это его шедевр: тут ведь и сам Крылов, и персонажи басен!
─ Соглашусь. Памятник очень хороший. Мне, например, больше всего нравится, как изображен писатель: естественная поза, костюм, блокнот в руках ─ очень выразительно, портретно и по-человечески, на мой взгляд.
─ Конечно! А как здорово сделаны животные на горельефе ─ они как настоящие! Почему за это критиковали?! Я не понимаю!
─ Критиковали? За внимание к деталям? Хотя…
Саморуков вспомнил свои первые годы в Институте полимеров: начальство его хвалило, но главным упреком был именно «аккуратизм». Слишком уж тщательно он подходил к постановке экспериментов и трактовке их результатов: всё доводил почти до совершенства, проверял и перепроверял.
─ Наташа, такое случается… Послушай, вот ты тоже упомянула про некое упущение, которое заметила, слушая запись беседы дома у Кости. О чем это?
─ Упущение? Конечно! Вы говорили про сотворение Вселенной из Мирового яйца, про первобытную Землю-Гею, которая смогла сама создать горы, моря и воздух, но про Тартар вы почему-то не вспомнили.
─ Тартар? Глубокая бездна?
─ Он, Тимофей Александрович, олицетворяет бездну, потому что он где-то в ней ─ Тартар находится глубоко в Земле. И он ─ сын Эфира. (Насчет его мамы у греков были различные мнения.)
─ Нам это о чём-то говорит?
─ Не о многом, но облик его детей ─ о гораздо большем: Тифон и Ехидна ─ они змееподобны.
─ Что?! И тут змеи?!
─ Удивительно, правда?! В ранних мифах Офион ─ змей-создатель материального мира. В более поздних ─ змеи внутри Земли.
─ Жгуты эфира? Не мифологического, а реального эфира, уплотненного?
─ Очень похоже на то! В мифах я нашла безумно интересные подробности: Тартар окружен медными стенами с медными воротами, а затем еще тройным слоем мрака. Вам это ничего не напоминает?
─ Гм… Нарвские ворота, облицованные медными листами, ─ усмехнулся Тимофей. ─ А если серьезно, Наташа, что-то в этом есть… Только что?
─ Строение Земли, Тимофей Александрович!
─ Ешкин кот!
─ Три слоя мрака ─ это земная кора, верхняя и нижняя мантии. Медная стена ─ это внешнее ядро, а Тартар ─ внутреннее!
─ Погоди… но почему внешнее ядро у древних греков получило особый статус и названо медной стеной? Почему его не назвали еще одним, четвертым, слоем мрака?
─ Это же просто! Внешнее ядро Земли ─ это никакой не мрак, а яркий расплав!
─ И стена эта медная из-за…
─ Да! Из-за цвета расплава ─ он же красно-оранжевый! Как медь!
─ Черт!.. Ой, извини, Наташа…
─ Ничего! Я тоже выругалась, когда прочитала о стене, слоях мрака и сопоставила с научными фактами!
─ Значит, древние люди знали о строении Земли и зашифровали это в мифах? Обалдеть! ─ Саморуков забыл о своей больной пояснице ─ он поднялся со скамейки и начал, пусть и прихрамывая, взад-вперед ходить перед ней. ─ А зачем, по-твоему, нужны ворота в медной стене?
─ Очевидно, что они ─ это метафора. У меня есть идея, но она какая-то рыхлая и расплывчатая ─ я не готова её озвучить. Можно еще немного подумать?
─ Наташа, зачем ты меня об этом спрашиваешь? Это же твоя идея ─ поступай с ней, как хочешь.
─ Просто мы встретились, и я хотела не по телефону или письмом, но не доработала… ─ девочка с извиняющимся видом повела плечами.
─ Пожалуйста, перестань! ─ Саморуков подошел к Наташе и с мягкой улыбкой протянул ей руку. ─ Сегодня ты уже более чем в достаточной степени меня огорошила и… порадовала! Вставай, походим, на статуи полюбуемся.
─ Пойдемте! Я вам экскурсию проведу ─ всё запомнила из путеводителя и разных статей, расскажу ─ скучно не будет!

Наташа не обманула: в течение последующих двух часов, проведенных в Летнем саду, Саморуков узнал немало нового о том, как велась реконструкция: что, почему и где было воссоздано; как технически были скопированы оригинальные скульптуры и бюсты, экспонирующиеся теперь в Мраморном дворце; зачем шпалерами оградили газоны ─ и насколько хорошо это повлияло на самочувствие травы и деревьев. Вдобавок девочка останавливалась у каждого объекта ─ фонтана, статуи, постройки или ландшафтного элемента ─ и подробно рассказывала об истории создания, появления его в саду или вообще в Петербурге.
Удивляясь возможностям собственного организма, Тимофей признал, что желание отвлечься на что-либо, кроме недуга, крайне положительно влияет на процесс выздоровления: к концу прогулки отек в области воспаления, видимо, спал, и уже на Литейном проспекте, возле остановки, Саморуков практически забыл о проблемах с ногой. Забраться в троллейбус ─ в отличие того, что было утром, у Пяти углов ─ также не составило труда.

Вечер оставался свободным, а дела заранее намечены: надо было потушить мясо на неделю, немного прибраться в прихожей и помыть сантехнику. Тимофей взялся за работу, однако сделать всё не успел: раздался телефонный звонок. Странно, но вызов шел от Наташи…

─ Тимофей Александрович, я у вашего дома. Можно подняться?
─ Ты у моего дома? Сейчас? Так ливень же! ─ Саморуков глянул в окно: по крыше напротив неистово дубасил дождь ─ во все стороны летели брызги; водостоки ревели; чернющее небо озарялось вспышками далеких молний. ─ Прости, глупости говорю! Поднимайся скорее!
Смотреть на промокшую до нитки и стучащую зубами девочку было невмочь, поэтому отложив все расспросы на потом, Тимофей помчался к шкафу.
─ Так, Наташа, сейчас ты быстро идешь в ванную комнату и принимаешь горячий душ. Я найду тебе одежду ─ какой-нибудь домашний костюм.
─ Хорошо. Я бы еще попросила горячий чай с медом ─ если это возможно?
─ Будет и чай, но сперва сухая одежда и горячий ужин. Твоя мама в курсе, где ты сейчас?
─ Да, я спросила, можно ли поехать к вам, и она разрешила… из своей аптеки.
─ В такой ливень? ─ Саморуков передал Наташе толстый белый махровый халат и два полотенца. ─ Фен я не нашел ─ он где-то в коробках, но пока ты отогреваешься, думаю, разыщу.
─ Спасибо! Когда я ей звонила, дождя не было… Вы проводите? Я не знаю, куда идти.
─ Почему не знаешь? Ах, да, конечно, ─ ты же здесь в первый раз. Пойдем, нам по коридору до упора, там санузел. Как управлять функциями душевой кабины, я тебе покажу: механика и простенький компьютер ─ справишься.
─ А где ваш кот Гриша? Я бы хотела с ним познакомиться!
─ Он спрятался под кровать: всегда настороженно относится к новым людям. Думаю, скоро выйдет, а может, в первый раз и не покажется. Не знаю, это зависит от его настроения. Так, довольно разговоров: бегом под горячую воду ─ на тебя глядеть больно!

Воспользовавшись паузой ─ а Наташа явно не спешила выходить из душевой ─ Саморуков нашел обещанный девочке фен и позвонил её матери. Тимофей рассказал о происшествии и дальнейших планах: он Наташу накормит, убедится, что она согрелась, просушит одежду, а потом отвезет на Графский. Елена поблагодарила и извинилась, что не проверила прогноз погоды в тот момент, когда давала добро на вечерний выход дочери из дома.

─ Наташа, держи фен, ─ Тимофей окинул взглядом девочку и непроизвольно улыбнулся. ─ В этом халате тебя почти не видно ─ даже пяток! Ты в нем как забавный снеговик ─ цвет щек тоже соответствует!
─ Здорово, мне нравится ─ просторно, тепло! И у вас такая классная душевая кабинка ─ три режима массажа ─ мечта!
─ Да, когда-то была ванна, но потом я заменил её на этот агрегат ─ так прикольнее показалось… ─ Тимофей не стал рассказывать о том, что причина была далеко не в причуде: его маме (Саморуков забрал её к себе после смерти отца) было тяжело забираться в ванну.
─ Пять минут, и я буду готова: вот оно ─ преимущество
относительно короткой стрижки!
─ Жду на кухне…

─ Я полагаю, что ты не просто так решила приехать вечером. Что-то стряслось? ─ Саморуков убрал со стола посуду и приборы, водрузив вместо них поднос с заварным чайником, сахарницей, печеньем и баночкой меда.
─ Да, Тимофей Александрович, я закончила с той мыслью ─ всё стало понятно. И мне очень-очень захотелось с вами поделиться. Ну, чтобы не откладывать!
─ Идея о том, зачем древние греки придумали медные ворота в стене?
─ С ней в первую очередь я как-то быстро разобралась ─ сразу после прощания у нашей парадной, а потом и о другом подумала ─ о еще более важном!
─ Тогда я тебя слушаю.
Печенье было разложено по тарелочкам; чай налит, от него шел пар. Тимофей уселся рядом с окном, инстинктивно загораживая Наташу от сквозняка из форточки.
─ Начну с ворот ─ это символ входа и выхода. Вы согласны?
─ Возможно… Если Тартар ─ внутреннее ядро Земли, то, по-твоему, в него что-то входит и из него нечто выходит?
─ Так и есть! Входит эфир, падающий в Землю, а выходят новенькие атомы химических элементов.
─ Тартар ─ это фабрика элементов?
─ Они там рождаются.
─ А что он есть физически?
─ Остаток фрагмента Мирового яйца.
─ Звучит знакомо. О таком фрагменте Любовь Михайловна говорила. Но возникает следующий вопрос: чем было это пресловутое Мировое яйцо? Ну, как физический объект?
Зрачки и ноздри Наташи расширились, мышцы её лица начали судорожно подергиваться ─ девочка вошла в состояние, характерное для её повествовательного экстаза. Саморуков понял, что сейчас он услышит нечто удивительное или даже потрясающее.
─ Тимофей Александрович, всё просто! Мировое яйцо ─ это ядро первозданного атома! Грандиозного, вселенского атома ─ кружева из бесконечно большого числа наших с вами простых узлов-трилистников!
─ Что… ─ Тимофей обомлел. ─ Что ты сейчас сказала, Наташа?
─ У бога или богини, кто бы это ни был, возникла идея создать огромный-преогромный ─ такой, что даже не вообразить! ─ атом, сплетенный из жгута эфира!
─ Первозданный, вселенский атом?!
─ Да! Омниатом ─ атом, включающей в себя всю материю Вселенной!
─ Ешкин кот!.. ─ усилием воли Тимофей заставил себя мыслить критически. ─ Но такого не могло быть! Этот атом непременно бы распался ─ ты же знаешь, что крупные ядра долго не живут: уран-238 и плутоний-244 ─ крайние в ряду, а более тяжелые уже не могут…
─ Так он и распался ─ Мировое яйцо раскололось! А его содержимое разлетелось во все стороны в безбрежном море эфира!
─ А чтобы было дальше?
─ Процесс распада первозданного омниатома активно шел до тех пор, пока вследствие многочисленных соударений не образовались относительно некрупные объекты, удаленные друг от друга и крайне редко сталкивающиеся между собой.
─ Теперешние космические тела и их группы? Наташа, но все они по-прежнему движутся в эфире?
─ Конечно! Где-то совсем небыстро, а где-то несутся и кружатся циклопические вихри!
─ Это про спиральные галактики? Ну, или те же планетарные системы?
─ Да, текут потоки к центрам осколков древнего омниатома, вращаются вихри! И Вселенная всё еще расширяется. Механистическая модель наглядна и очевидна!
─ А Земля, Наташа?
─ Наша планета ─ крохотный осколок исходного омниатома. Этот осколок ─ а он как раз и есть та самая Фьёргюн, дикая Земля ─ всё время понемножку распадался: от него отделялись атомы обычных элементов, которые химически реагировали между собой и стали горами, морями и воздухом. И всё, что находится под поверхностью Земли, тоже ей же создано: внешнее огненное ядро, слои мантии и земная кора ─ привычные для нас металлы, минералы, газы, вода.
─ Поэтому древние греки говорили, что Гея родила всё это?..
─ Именно! Тем временем там, в центре Земли ─ в Тартаре ─ всё еще находится часть омниатома, но по сути она ─ это гигантское нестабильное ядро из узлов-трилистников…
Саморуков поднял руку, прося слова:
─ Которое, медленно распадаясь, затягивает в себя эфир для достройки отделяющихся фрагментов до новых нормальных атомов? Это и есть причина гравитации ─ причина движения потока эфира к центру Земли!
─ Тимофей Александрович, я же говорю, что всё просто!
─ Но этот процесс не может быть вечным, ведь так?
─ Естественно. Когда-нибудь осколок омниатома перестанет существовать ─ он весь превратиться в обычную материю, распадется на неё. Тогда и Земля умрет, она станет станет сухой, твердой и холодной, а первым, наверное, в космос улетит воздух. Но пока планета ─ «Мать ─ сыра земля»: она сама создала горы, моря и океаны; из своих глубин она насыщает атмосферу газами и влагой; кормит и согревает всё живое.
─ И кукольные скульптурки ─ Венеры палеолита ─ это в её честь, это… древнее, сохраненное знание о ней? Они ─ это… она, Гея?
─ Да. Земля, Богиня-Мать…